Чем ночь темней, тем ярче звезды!
Кто в этом безобразии виноват: по большей части - Уильям Лоуфорд.
Часть диалогов вполне реальна, вынесена из палаток зимнего похода 2003 года.
читать дальшеВ сырую промозглую ночь затянувшегося предзимья, когда ветер тоскливо свистит в голых ветвях, нет ничего приятнее, чем устроиться в бездонном вольтеровском кресле у камина. Смотреть на огонь, блаженно впитывая уютное тепло, рассеянно листать книгу, даже не стараясь вникнуть в ее содержание, и отстраненно сочувствовать тем несчастным, которым не повезло в такую погоду оказаться вне дома.
Однако мечты мечтами – сейчас на положении упомянутых несчастных были именно они. Ночевать в чужом, давно нежилом и нетопленом доме, в отсыревшей постели с комковатым тюфяком, с ностальгией вспоминая старую добрую традицию класть в постель железную грелку с углями, на редкость неуютно. Впрочем, если уж совсем честно, традиционная грелка помогла бы плохо. Маловата. Но кто сказал, что ее нечем заменить?
- Ну надо же, какая кровать… мы, часом, никакую дамочку не выжили?
Кровать действительно производила весьма монументальное впечатление даже невзирая на нынешнее плачевное состояние. Здоровенное ложе, украшенное резьбой и еще сохранившейся росписью, с витыми столбиками, некогда поддерживавшими балдахин…
- Нет. На ней и не спали. Это парадная кровать.
- Парадная что?
- Кровать, - какое же это наслаждение – наконец расстегнуть пуговицы и развязать тугой галстук… Через мгновение на открывшееся тело набрасывается сырой холод, заставляя почти пожалеть о том, что раздеваешься.
- Что за дурь?
- У состоятельных женщин здесь есть такой обычай – время от времени сказываться больной. И принимать визиты сочувствующих вот на таком… одре.
- Придумают же… Помочь разуться? Черт… никак. Может, по-кавалерийски? Упрись ногой… давай… да, в зад, и не делай вид, что никогда… эй, ты чего смеешься? Черт тебя побери, прекрати ржать!
- Ричард… Дик, ты хоть понял, что сейчас сказал?
- Я имел в виду только снятие сапог. Хотя…
- Нет.
- Нет так нет. Я тоже устал до чертиков, если уж по совести.
Постель достаточно широка, чтобы двое могли расположиться на ней со всеми удобствами, но холод и пробирающая до костей сырость заставляют придвигаться друг к другу как можно ближе. Прижиматься всем телом, сплетаться как можно плотнее. Застарелая усталость не оставляет сил ни на какие плотские желания, хочется только одного – хоть немного отогреться и спать, спать, спать… Но близость чужого тела создает определенного рода неудобства.
- Да что ты вертишься? Спи!
- Спи… у тебя локти острые. И колени.
- Господи, ты даже сейчас угомониться не можешь… давай сюда, - старая кровать немилосердно скрипит при малейшем движении, в тишине ночного дома этот звук кажется оглушительным, - повернись. Обними. Все.
На некоторое время в темной комнате воцаряется тишина. Увы, ненадолго.
- Что это?
- Ммм?..
- Ты что, не спишь?
Сдавленный стон.
- Уже нет. Благодаря тебе. Что еще?
- Что это тут… шершавое?
- Шаль.
- Какая?
- Шерстяная.
- На кой ляд ты ей обмотался?
- Ревматизм.
- Че-е-его? У тебя? Ладно я, но у тебя-то…
- Мне, между прочим, давно уже не семнадцать.
- Мда? А порой и не скажешь…
- Ричард, уймись ради бога! Да откуда у тебя только силы берутся, жаловался ведь, что устал до чертиков!
- Между прочим, лучший способ согреться. Ты ведь меня для этого к себе затащил?
- Мерзавец.
- А ты похудел.
- Можно подумать, я один.
- От тебя этак скоро одни кости останутся. И так не толстый, а тут вообще на просвет будешь виден.
- Тебя тоже толстяком не назовешь.
- Ну, я – другое дело.
Короткий смешок. Порыв ветра стучит ставнями.
- Ты и правда устал, - что-то неуловимое согревает насмешливый голос.
- А ты думал, это я так кокетничаю?
- А ты и это умеешь?
- Не знаю. Спи наконец. Или дай спать мне.
Снова повисает тишина. Становятся слышны скрипы и вздохи старого дома, уставшего от пустоты и непогод. И выровнявшееся глубокое дыхание усталых людей, которым наконец удалось согреться и уснуть.
Утром будет жиденький серый рассвет и неохотное пробуждение. Натягивание отсыревшей одежды. Короткие фразы сквозь невольно стучащие зубы. И снова холод и выкручивающая суставы сырость. Привычный круговорот традиционно неотложных важных дел, который властно подхватит с первых минут нового дня и выпустит только поздним вечером – абсолютно измотанного, выжатого до последней капли. А ночью… ночью снова будет маленький островок тепла в холодной темноте. Когда не требуешь ничего. И ничего не просят у тебя. Когда достаточно просто прижаться друг к другу.
Часть диалогов вполне реальна, вынесена из палаток зимнего похода 2003 года.
читать дальшеВ сырую промозглую ночь затянувшегося предзимья, когда ветер тоскливо свистит в голых ветвях, нет ничего приятнее, чем устроиться в бездонном вольтеровском кресле у камина. Смотреть на огонь, блаженно впитывая уютное тепло, рассеянно листать книгу, даже не стараясь вникнуть в ее содержание, и отстраненно сочувствовать тем несчастным, которым не повезло в такую погоду оказаться вне дома.
Однако мечты мечтами – сейчас на положении упомянутых несчастных были именно они. Ночевать в чужом, давно нежилом и нетопленом доме, в отсыревшей постели с комковатым тюфяком, с ностальгией вспоминая старую добрую традицию класть в постель железную грелку с углями, на редкость неуютно. Впрочем, если уж совсем честно, традиционная грелка помогла бы плохо. Маловата. Но кто сказал, что ее нечем заменить?
- Ну надо же, какая кровать… мы, часом, никакую дамочку не выжили?
Кровать действительно производила весьма монументальное впечатление даже невзирая на нынешнее плачевное состояние. Здоровенное ложе, украшенное резьбой и еще сохранившейся росписью, с витыми столбиками, некогда поддерживавшими балдахин…
- Нет. На ней и не спали. Это парадная кровать.
- Парадная что?
- Кровать, - какое же это наслаждение – наконец расстегнуть пуговицы и развязать тугой галстук… Через мгновение на открывшееся тело набрасывается сырой холод, заставляя почти пожалеть о том, что раздеваешься.
- Что за дурь?
- У состоятельных женщин здесь есть такой обычай – время от времени сказываться больной. И принимать визиты сочувствующих вот на таком… одре.
- Придумают же… Помочь разуться? Черт… никак. Может, по-кавалерийски? Упрись ногой… давай… да, в зад, и не делай вид, что никогда… эй, ты чего смеешься? Черт тебя побери, прекрати ржать!
- Ричард… Дик, ты хоть понял, что сейчас сказал?
- Я имел в виду только снятие сапог. Хотя…
- Нет.
- Нет так нет. Я тоже устал до чертиков, если уж по совести.
Постель достаточно широка, чтобы двое могли расположиться на ней со всеми удобствами, но холод и пробирающая до костей сырость заставляют придвигаться друг к другу как можно ближе. Прижиматься всем телом, сплетаться как можно плотнее. Застарелая усталость не оставляет сил ни на какие плотские желания, хочется только одного – хоть немного отогреться и спать, спать, спать… Но близость чужого тела создает определенного рода неудобства.
- Да что ты вертишься? Спи!
- Спи… у тебя локти острые. И колени.
- Господи, ты даже сейчас угомониться не можешь… давай сюда, - старая кровать немилосердно скрипит при малейшем движении, в тишине ночного дома этот звук кажется оглушительным, - повернись. Обними. Все.
На некоторое время в темной комнате воцаряется тишина. Увы, ненадолго.
- Что это?
- Ммм?..
- Ты что, не спишь?
Сдавленный стон.
- Уже нет. Благодаря тебе. Что еще?
- Что это тут… шершавое?
- Шаль.
- Какая?
- Шерстяная.
- На кой ляд ты ей обмотался?
- Ревматизм.
- Че-е-его? У тебя? Ладно я, но у тебя-то…
- Мне, между прочим, давно уже не семнадцать.
- Мда? А порой и не скажешь…
- Ричард, уймись ради бога! Да откуда у тебя только силы берутся, жаловался ведь, что устал до чертиков!
- Между прочим, лучший способ согреться. Ты ведь меня для этого к себе затащил?
- Мерзавец.
- А ты похудел.
- Можно подумать, я один.
- От тебя этак скоро одни кости останутся. И так не толстый, а тут вообще на просвет будешь виден.
- Тебя тоже толстяком не назовешь.
- Ну, я – другое дело.
Короткий смешок. Порыв ветра стучит ставнями.
- Ты и правда устал, - что-то неуловимое согревает насмешливый голос.
- А ты думал, это я так кокетничаю?
- А ты и это умеешь?
- Не знаю. Спи наконец. Или дай спать мне.
Снова повисает тишина. Становятся слышны скрипы и вздохи старого дома, уставшего от пустоты и непогод. И выровнявшееся глубокое дыхание усталых людей, которым наконец удалось согреться и уснуть.
Утром будет жиденький серый рассвет и неохотное пробуждение. Натягивание отсыревшей одежды. Короткие фразы сквозь невольно стучащие зубы. И снова холод и выкручивающая суставы сырость. Привычный круговорот традиционно неотложных важных дел, который властно подхватит с первых минут нового дня и выпустит только поздним вечером – абсолютно измотанного, выжатого до последней капли. А ночью… ночью снова будет маленький островок тепла в холодной темноте. Когда не требуешь ничего. И ничего не просят у тебя. Когда достаточно просто прижаться друг к другу.
-
-
25.03.2009 в 23:02-
-
25.03.2009 в 23:13-
-
26.03.2009 в 19:25Смотря что понимается под галстуком, тут можно целую дискуссию устроить. Во всяком случае, в доступных мне французских и немецких (да и русских, должна сказать) источниках на тот период термины были уже вполне взаимозаменяемы ( я помню, помню, что речь идет об англичанах!).