Чем ночь темней, тем ярче звезды!
читать дальше+++
Перед глазами колыхалась мерцающая темнота. Боль, глухие невнятные голоса, доносящиеся словно через подушку. Духота. Временами казалось, что он снова в Италии – там тоже постоянно мучили жара и жажда. Тело болит, руки и ноги словно налиты свинцом, грудь сдавило, – нет сил пошевелиться, попросить воды, поднять тяжелые, как могильные плиты, веки.
Временами у губ оказывался край чашки. Он пил – жадно, захлебываясь, - и снова проваливался в горячую темень.
Открыв глаза, Воданкур увидел беленый потолок. Изрядно запущенный, потемневший, покрытый трещинами, но показавшийся ему ослепительно ярким. Скорее всего, из-за солнца, светившего в узкое маленькое окно.
Крохотная комнатка, в которой тесно даже одному. Узкая лежанка, плоская, набитая соломой подушка, одеяло до середины груди… Зудящая боль – грудь, плечо, бедро. Как он получил две раны, Воданкур помнил достаточно хорошо. Но что было потом? Где он сейчас? В плену? Нет, едва ли. Герильясы не станут тащить с собой больного, да еще и раненого врага в свое укрытие и возиться с лечением. Майор не такой уж большой чин, чтобы удостоиться такой чести. Скорее уж перережут горло. Легче и ему, и им.
Воданкур попытался приподняться, но тут же без сил откинулся на подушку, тело мгновенно покрылось липким потом. Проклятая слабость…
Дверь открылась, впуская плотную, крепко сбитую женщину с тазом в руках, которую Воданкур сразу узнал. Клер Тизо, маркитантка. Жена, а теперь вдова сержанта, навсегда оставшегося у деревушки, названия которой никто так и не узнал…
- Проснулись, господин майор? – Клер слабо улыбнулась. Она сильно изменилась – настолько, что казалось, прошло много лет. Перед Воданкуром была бледная тень бойкой мадам Тизо, которой побаивался даже гуляка-муженек.
- Хотите поесть?
- Нет.
Клер взяла с трехногого табурета, заменявшего стол, кружку, привычным движением просунула руку под затылок Воданкура, помогая приподнять голову. Молодой человек послушно глотнул чуть тепловатый отвар.
- Клер, сколько я здесь лежу?
- Сегодня седьмой день. Господин доктор боялся, что вы не выживете.
Воданкур прикрыл глаза. Неужели еще одно чудо?
- Клер, что капитан Судр? Он… жив?
- Даже не ранен, мсье, - губы женщины предательски задрожали, она поспешно отвернулась.
Воданкур подавил вздох. Нахлынуло некое чувство неловкости, которое порой возникало, когда он оказывался перед родственниками погибших сослуживцев. Разумом он понимал, что его вины в том, что выжил, нет. Но ничего с собой поделать не мог.
- Мне жаль Андре, Клер,.. – бесполезные, ненужные слова.
Маркитантка глубоко вздохнула. Пару секунд Воданкуру казалось, что она все-таки заплачет.
- Спасибо, мсье. Но не стоит, право,.. – Клер наконец справилась с собой и взялась за перевязку.
Руки женщины были ловкими и умело равнодушными – за долгую, почти двадцатилетнюю карьеру маркитантки ей не раз приходилось ухаживать за ранеными. Обычно при этом она тараторила без умолку, но сегодня все происходило в подавленном молчании. Смерть Тизо изменила Клер. Останется ли она теперь в полку? Едва ли. Воданкуру как-то довелось услышать, что в девяносто втором женщина последовала за барабаном из любви к своему Андре, которого не единожды, ничуть не стесняясь, бранила на все корки, а порой и поколачивала к вящему удивлению молоденьких конскриптов…
- Отдыхайте, мсье, - Клер напоследок обтерла лицо Воданкура влажным полотенцем и поправила подушку, - сейчас я вернусь.
- Отдохни и ты, - осунувшееся лицо и круги под глазами женщины лучше всяких слов говорили о бессонных ночах, - а ко мне позови капитана Судра, если он свободен.
+++
- Можно сказать, что нам просто неслыханно повезло, - у Судра была привычка в задумчивости пощипывать щегольские бакенбарды. Сейчас он сидел на табурете у постели раненого, и теребил левый, - ранены Даладье, Орсимон, Монтиньи, Рамо... Ранже погиб, его просто искололи…
- Как это вышло?
- На наше счастье поблизости оказались драгуны Нанси. Тебя уже кое-кто считает счастливчиком.
Воданкур усмехнулся.
- Будь я счастливчиком, мы бы отделались дешевле.
Судр повел плечами и выложил на одеяло белый конверт.
- Пришло с почтой. Тебе.
От Гортензии. После смерти матери три года назад ему писала только сестра – аккуратно, регулярно и формально. Воданкур отвечал в том же духе. В свое время юная Гортензия де Воданкур вышла замуж за Антуана Клемана без особой любви, одержимая мечтой вырваться из нищеты, в которой семья оказалась после революции… и из которой им никак не удавалось вырваться. Преуспевающий финансист полагал свой брак вполне удачным – девица из благородного семейства придавала его жилищу определенный лоск, а со временем, когда слово «аристократ» перестало быть синонимом неблагонадежности и стало произноситься с почтительной грустью, брак с представительницей старинного дворянского рода способствовал успеху в обществе.
- А сколько писем от Мадлен получил ты?
Судр улыбнулся с тщательно скрываемой гордостью. Мадлен писала мужу часто и помногу. Иногда, в часы меланхолии, Воданкур немного завидовал другу.
- Вот, прислала, - капитан извлек резной костяной медальон и откинул крышку.
С миниатюрного портрета застенчиво улыбалась большеглазая молодая женщина с острым неправильным личиком. Художник не отличался особым мастерством, а модель – красотой, но для Судра этот незамысловатый портрет был дороже, чем мадонна Рафаэля.
Воданкур с улыбкой вернул медальон другу.
- Теперь это твой талисман, Жан.
- Конечно.
- А что в полку?
Судр слегка нахмурился.
- Ждем нового полковника. На место бедняги Бернардена.
- Уже известно, кто он?
- Некто Дюшатле. Кое-кто, правда, удивлен, что это не ты.
Воданкур чуть двинул здоровым плечом. Не то, чтобы эта новость показалась ему чудовищной несправедливостью – честолюбие вполне могло удовлетвориться чином майора в неполные тридцать лет. И носил он его только год. Но все-таки известие неприятно кольнуло. Остаться помощником командира полка…
Судр тактично промолчал, стараясь не углубляться в неприятную для друга тему. Он прекрасно знал Луи. И понимал – друг не принадлежит к той породе людей, который делают мгновенную карьеру, становясь генералами к тридцати с небольшим. Воданкуру недоставало блеска, легкой искрящейся бравады, умения расположить к себе. Подобные ему честно служат долгие годы, их уважают за смелость и порядочность, но не особенно любят как начальники, так и подчиненные.
Перед глазами колыхалась мерцающая темнота. Боль, глухие невнятные голоса, доносящиеся словно через подушку. Духота. Временами казалось, что он снова в Италии – там тоже постоянно мучили жара и жажда. Тело болит, руки и ноги словно налиты свинцом, грудь сдавило, – нет сил пошевелиться, попросить воды, поднять тяжелые, как могильные плиты, веки.
Временами у губ оказывался край чашки. Он пил – жадно, захлебываясь, - и снова проваливался в горячую темень.
Открыв глаза, Воданкур увидел беленый потолок. Изрядно запущенный, потемневший, покрытый трещинами, но показавшийся ему ослепительно ярким. Скорее всего, из-за солнца, светившего в узкое маленькое окно.
Крохотная комнатка, в которой тесно даже одному. Узкая лежанка, плоская, набитая соломой подушка, одеяло до середины груди… Зудящая боль – грудь, плечо, бедро. Как он получил две раны, Воданкур помнил достаточно хорошо. Но что было потом? Где он сейчас? В плену? Нет, едва ли. Герильясы не станут тащить с собой больного, да еще и раненого врага в свое укрытие и возиться с лечением. Майор не такой уж большой чин, чтобы удостоиться такой чести. Скорее уж перережут горло. Легче и ему, и им.
Воданкур попытался приподняться, но тут же без сил откинулся на подушку, тело мгновенно покрылось липким потом. Проклятая слабость…
Дверь открылась, впуская плотную, крепко сбитую женщину с тазом в руках, которую Воданкур сразу узнал. Клер Тизо, маркитантка. Жена, а теперь вдова сержанта, навсегда оставшегося у деревушки, названия которой никто так и не узнал…
- Проснулись, господин майор? – Клер слабо улыбнулась. Она сильно изменилась – настолько, что казалось, прошло много лет. Перед Воданкуром была бледная тень бойкой мадам Тизо, которой побаивался даже гуляка-муженек.
- Хотите поесть?
- Нет.
Клер взяла с трехногого табурета, заменявшего стол, кружку, привычным движением просунула руку под затылок Воданкура, помогая приподнять голову. Молодой человек послушно глотнул чуть тепловатый отвар.
- Клер, сколько я здесь лежу?
- Сегодня седьмой день. Господин доктор боялся, что вы не выживете.
Воданкур прикрыл глаза. Неужели еще одно чудо?
- Клер, что капитан Судр? Он… жив?
- Даже не ранен, мсье, - губы женщины предательски задрожали, она поспешно отвернулась.
Воданкур подавил вздох. Нахлынуло некое чувство неловкости, которое порой возникало, когда он оказывался перед родственниками погибших сослуживцев. Разумом он понимал, что его вины в том, что выжил, нет. Но ничего с собой поделать не мог.
- Мне жаль Андре, Клер,.. – бесполезные, ненужные слова.
Маркитантка глубоко вздохнула. Пару секунд Воданкуру казалось, что она все-таки заплачет.
- Спасибо, мсье. Но не стоит, право,.. – Клер наконец справилась с собой и взялась за перевязку.
Руки женщины были ловкими и умело равнодушными – за долгую, почти двадцатилетнюю карьеру маркитантки ей не раз приходилось ухаживать за ранеными. Обычно при этом она тараторила без умолку, но сегодня все происходило в подавленном молчании. Смерть Тизо изменила Клер. Останется ли она теперь в полку? Едва ли. Воданкуру как-то довелось услышать, что в девяносто втором женщина последовала за барабаном из любви к своему Андре, которого не единожды, ничуть не стесняясь, бранила на все корки, а порой и поколачивала к вящему удивлению молоденьких конскриптов…
- Отдыхайте, мсье, - Клер напоследок обтерла лицо Воданкура влажным полотенцем и поправила подушку, - сейчас я вернусь.
- Отдохни и ты, - осунувшееся лицо и круги под глазами женщины лучше всяких слов говорили о бессонных ночах, - а ко мне позови капитана Судра, если он свободен.
+++
- Можно сказать, что нам просто неслыханно повезло, - у Судра была привычка в задумчивости пощипывать щегольские бакенбарды. Сейчас он сидел на табурете у постели раненого, и теребил левый, - ранены Даладье, Орсимон, Монтиньи, Рамо... Ранже погиб, его просто искололи…
- Как это вышло?
- На наше счастье поблизости оказались драгуны Нанси. Тебя уже кое-кто считает счастливчиком.
Воданкур усмехнулся.
- Будь я счастливчиком, мы бы отделались дешевле.
Судр повел плечами и выложил на одеяло белый конверт.
- Пришло с почтой. Тебе.
От Гортензии. После смерти матери три года назад ему писала только сестра – аккуратно, регулярно и формально. Воданкур отвечал в том же духе. В свое время юная Гортензия де Воданкур вышла замуж за Антуана Клемана без особой любви, одержимая мечтой вырваться из нищеты, в которой семья оказалась после революции… и из которой им никак не удавалось вырваться. Преуспевающий финансист полагал свой брак вполне удачным – девица из благородного семейства придавала его жилищу определенный лоск, а со временем, когда слово «аристократ» перестало быть синонимом неблагонадежности и стало произноситься с почтительной грустью, брак с представительницей старинного дворянского рода способствовал успеху в обществе.
- А сколько писем от Мадлен получил ты?
Судр улыбнулся с тщательно скрываемой гордостью. Мадлен писала мужу часто и помногу. Иногда, в часы меланхолии, Воданкур немного завидовал другу.
- Вот, прислала, - капитан извлек резной костяной медальон и откинул крышку.
С миниатюрного портрета застенчиво улыбалась большеглазая молодая женщина с острым неправильным личиком. Художник не отличался особым мастерством, а модель – красотой, но для Судра этот незамысловатый портрет был дороже, чем мадонна Рафаэля.
Воданкур с улыбкой вернул медальон другу.
- Теперь это твой талисман, Жан.
- Конечно.
- А что в полку?
Судр слегка нахмурился.
- Ждем нового полковника. На место бедняги Бернардена.
- Уже известно, кто он?
- Некто Дюшатле. Кое-кто, правда, удивлен, что это не ты.
Воданкур чуть двинул здоровым плечом. Не то, чтобы эта новость показалась ему чудовищной несправедливостью – честолюбие вполне могло удовлетвориться чином майора в неполные тридцать лет. И носил он его только год. Но все-таки известие неприятно кольнуло. Остаться помощником командира полка…
Судр тактично промолчал, стараясь не углубляться в неприятную для друга тему. Он прекрасно знал Луи. И понимал – друг не принадлежит к той породе людей, который делают мгновенную карьеру, становясь генералами к тридцати с небольшим. Воданкуру недоставало блеска, легкой искрящейся бравады, умения расположить к себе. Подобные ему честно служат долгие годы, их уважают за смелость и порядочность, но не особенно любят как начальники, так и подчиненные.
@темы: Долгий путь